|
Правомерность такого взгляда хорошо иллюстрируется зафиксированным на рис. 4 и 5 сдвигом от низких темпов изменения параметров ("традиция") к высоким темпам ("модернизация"). На материале середины XX в., когда тенденции были не столь однозначны - экономические и политические кризисы, войны и культурный пессимизм "потерянных поколений", "антимодернизация" в Германии, Италии, СССР, - модернизационная модель "работает" скорее удовлетворительно, чем хорошо. Плохо она "работает" на материале конца XX в., когда изменений по модернизационному образцу практически нет, а изменения иного характера, например становление эклектичных (постмодернистских) форм экономики, политики, науки, искусства, можно с равным успехом трактовать и как демобилизацию/ дедифференциацию и как гипермобилизацию/ гипердифференциацию. Парадигму модернизации в новых условиях не "спасают" даже модели, которые "встраивают" новые тенденции в образец (pattern) модернизации в качестве ее нового этапа, ее внутреннего "отрицания", ее собственного "иного". Примерами подобного рода моделей являются концепции поздней модернизации(1), диалектики модернизации(2), постмодернизации(3). Парадигма изменений, используемая в моделях модернизации, включая новые их разновидности, генетически связана с эмпирическими тенденциями контингентного сдвига конца XVIII-начала XIX в. Поэтому нет ничего странного в том, что дихотомическая модель "традиция/современность" и модель "мобилизация + дифференциация" не описывают новые изменения. Теории, чья концептуальная зависимость от характера событий далекого прошлого не отрефлексирована, становятся все менее достоверными и подвергаются критике. Вся постмодернистская социальная теория построена на эксплицитной или имплицитной констатации того, что во второй
---------------
(1) Giddens A. Modernity and self-identity. Self and society in the late modem age Stanford (California), 1991.
(2) Tiryakian E. Dialectics of modernity: Reenchantment and dedifferentiation as counterprocesses // Haferkamp H., N.
|
